Натюрморт на ночном столике - Страница 23

— Вы что, уже на «ты» перешли?

— Вообще-то нет, — отвечал Райнхард и замолчал. Я уже испугалась, что он свою исповедь продолжать не намерен, но он вдруг начал ругать меня:

— С тех пор как мы поженились, ты вечно меня подозреваешь в измене. Как бы я себя ни вел, ты все о своем!

Теперь разъярилась я:

— Говори, что ты натворил!

— Да другой бы на моем месте сто раз бы уже это сделал! Все мужья это делают! — нагрубил он в ответ. — Я подумал, один раз как следует петушок курочку потопчет, она и успокоится!

— Что?! Не может быть! Ты!.. Ты!.. Да как же?!

— А ты что думала?! — Он в бешенстве топтал мандарины на полу. — Да ты ж сама меня разве не в этом обвиняла?! Сама виновата, сама! Любого нормального мужика такая ревность на мысль натолкнет!.. Любой другой…

Я неистово размахнулась и отвесила ему пощечину. В ответ Райнхард дал мне сдачи, да так, что я упала. Мы впервые подрались. Он бросился вон их комнаты, а я осталась лежать и плакать. Об Имке, о нашем браке, о себе самой.

УЛИТКИН ДОМИК

Мужчины на руководящих постах, как, например, Удо, совершенно по-иному воспринимают жизнь, нежели, скажем, обычные домохозяйки. Они никому никогда не меняли пеленки, не бегали по магазинам за покупками, им неведомо, что такое отдраивать духовку после Рождества. Зато они знают, какой нынче курс акций, сколько стоит прилежная секретарша, и скрупулезно вчитываются в политические статьи в журнале «Шпигель». Райнхард таким не был. Его еще в родительском доме приучили день и ночь пахать как лошадка. При этом он понятия не имел, какое жалованье следует положить компетентному секретарю. В тот роковой вечер я решила, что его секретаршей больше не буду.

В бессонную ночь после нашего скандала я размышляла, как бы утром поделикатней объяснить детям, почему их папочки нет за завтраком. Кроме того, как выяснилось, Райнхард вместо запланированной посудомоечной машины купил черный кожаный диван себе в офис, потому что якобы заказчики к нему стали приходить семьями и не хватало стульев, чтобы всех рассадить. С трудом могла себе представить, как наши клиенты приводят к архитектору своих детей. Зачем? Нет, не обманешь, неспроста ты диван у себя завел, ты мне на нем изменить решил, вот что! Ненавижу я этот кусок мебели!

На другое же утро, только я собралась в ванную, заявился муж, грязный и небритый. Я молча ушла обратно в комнату. Он как призрак спустился к завтраку, закрылся газетой и под ее защитой судорожно, через силу глотал кофе. У меня аппетита тоже не было. Дети, ничего не подозревая, поели и убежали в школу, он все сидел. Что сейчас начнется! Станет требовать развода, наверняка. Я приготовилась защищаться.

Но Райнхард стал вдруг оправдываться, даже давить на жалость. Эта ненормальная так себя нескладно с ним вела, так вызывающе, так откровенно, ну он и понял ее по-своему! Что еще должен подумать мужчина, когда современная женщина на ночь глядя сама напрашивается к нему в пустой офис?! И кто бы мог подумать, что она до двадцати одного года дожила и еще ни с кем… Что у нее никогда парня не было! Они же сейчас уже в пятнадцать лет…

Я — ни слова.

Он все ходил вокруг да около, но до меня уже дошло: выкрутасы Имке на черном кожаном диване мой муж истолковал не так. Она впала в панику, завопила как резаная, помчалась в туалет и стала истошно звать на помощь. Чтобы ее наконец заткнуть, Райнхард взломал дверь в туалет. Теперь он переживал, как объяснит плотнику вышибленную дверь. Имке между тем совсем обезумела, потеряла голову и пыталась лезвием от бритвы вскрыть себе вены.

Мне не хотелось его перебивать, но стало ужасно любопытно, откуда взялось лезвие, если муж всегда брился электрической бритвой.

Лезвием Гюльзун отскребала от кафеля брызги краски и оставила свое орудие на подоконнике, чтобы потом не искать, если еще понадобится. И тут же — я рот открыть не успела — Райнхард обвинил меня в том, что в его офисе на видном месте валяется без присмотра холодное оружие: это я не слежу за порядком в офисе, я виновата. Ну конечно, а то кто ж еще?!

— У нее совсем крышу снесло! — переживал муж. — В таком состоянии она и меня могла б искромсать на куски!

Я отрицательно покачала головой.

— Нет, не думаю, вряд ли такое могло случиться. Куда увезли Имке?

Порезы на запястьях оказались неглубокими, но ее пришлось отправить к хирургу, а потом в психиатрическую клинику. Так положено после попытки самоубийства.

— Это был какой-то кошмар! — проскулил Райнхард напоследок, напрашиваясь на сочувствие.

Но от меня сочувствия ждать не приходилось. Мне вспомнился мой первый парень Герд Трибхабер. Была у нас с ним однажды такая же история. Я в нее вляпалась, потому что слыла нахальной, разбитной девицей без комплексов, которую и в постель тащить не надо, сама пойдет. А Герду хватило глупости и эгоизма именно этого от меня потребовать. И хотя мы уже некоторое время встречались, такой поворот оказался роковым.

Люблю я все-таки разглядывать картины, которые каким-то таинственным образом связаны с моей жизнью. Полотно Георга Флегеля «Снедь, заготовленная для трапезы» — это просто иллюстрация к списку продуктов, который составила хозяйка, чтобы приготовить обед. Чего только не настряпаешь из такой снеди! На переднем плане на оловянном блюде красуется солидная голова карпа, а рядом как огонек светится ярко-красный вареный рак. По тем временам — редкостные деликатесы, можно закатить пир горой даже в Пост. Уже откушенная зачерствевшая краюха хлеба еще напоминает о некотором воздержании, как и яичница на сковороде, — кажется, обычная, повседневная еда в этом доме довольно скромна. А в центре, наоборот, блещет во всей красе кусок мяса, символ изобилия и чревоугодия. Видно, здесь готовятся к настоящему празднику: это же телячья ляжка, бело-розовая такая, еще сырая, хвостик еще не отрезали. Вокруг смачного куска на том же глиняном блюде разложены изысканные фрукты: виноград, апельсины, лимоны, дыня — и овощи местного происхождения: лук и редька.